1697 г. Поставив перед собой цель овладеть наукой кораблестроения,
молодой царь предпринял полуторагодовую поездку в Голландию. В течение
шести с половиной месяцев он под именем Петра Михайлова работал
плотником на верфи Ост-Индской компании в Саардаме. Туда же он направил
сто молодых людей, которым предстояло познакомиться с морским делом.
Затем Петр I переехал в Англию, где на королевской верфи в Детфорде под
руководством А. Дина составлял чертежи кораблей и совершенствовался в
теории кораблестроения. Мысль о создании отечественной морской школы не
покидала его, и в следующем, 1698-м, году он пригласил на русскую службу
трех англичан — профессора Абердинского университета Генри Фарварсона, в
России именовавшего себя Андреем Даниловичем Фарварсоном, Стефена Гвына
(Степана Гвына) и Ричарда Гриса (Рыцаря Грейса).
До этого на корабли, идущие с товаром за границу, посылали трех-четырех
русских для знакомства с корабельной оснасткой и командными словами.
Иногда русские суда отдавали на откуп иностранным шкиперам, которые
должны были обучать по ходу дела русский экипаж. В результате появлялись
русские шкиперы, которым доверяли суда.
Для работы в будущей школе, был приглашен выделявшийся талантом,
знаниями и добрыми человеческими качествами Леонтий Филиппович
Магницкий, выпускник московской Славяно-греко-латинской академии, один
из образованнейших людей того времени. Изучив, по существу,
самостоятельно математику, он составил учебник «Арифметика, сиречь
наука численная и т. д.» (1703), в котором изложил основы арифметики,
элементарной алгебры, практической геометрии, собрал данные о вычислении
тригонометрических таблиц, а также начальные сведения из астрономии,
геодезии и навигации. Петр I питал симпатию к Л. Ф. Магницкому,
который, «как магнит», притягивал к себе учеников.
Указ об учреждении школы «Математических и навигацких, то есть
мореходных хитростно искусств учения» был подписан 14 января 1701 г.
Этот день и считается днем рождения Навигацкой школы, которая должна
была готовить кадры прежде всего для флота, без чего невозможен был
возврат утраченных Россией земель и морей. В труде «Тайная дипломатия
XVIII века» К. Маркс писал: «Ни одна великая нация никогда не
существовала и не могла существовать в таком отдаленном от моря
положении, в каком первоначально находилось государство Петра Великого;
никогда ни одна нация не мирилась с тем, чтобы ее морские побережья в
устьях рек были от нее оторваны; Россия не могла оставлять устья Невы,
этого естественного выхода для продукции Северной России, в руках
шведов... Петр I завладел всем тем, что было абсолютно необходимо для
нормального развития его страны».
Организационно и административно школа подчинялась Оружейной палате, во
главе которой был боярин Федор Алексеевич Головин «со товарищи».
Разместить школу первоначально предполагалось в Замоскворечье, на
Полотняном дворе. Помещение, однако, оказалось совершенно не
приспособленным для размещения школы, в том числе ее жилых и
хозяйственных служб. Замоскворечье в те времена считалось окраиной
столицы.
Окончательный выбор пал на Сухареву (Сретенскую) башню со всеми
пристройками и землями при ней. Появление здания, в котором ученикам
первой морской школы предстояло осваивать азы математики и мореходства,
связано с существовавшим некогда земляным валом, в котором городские
ворота венчали сторожевые башни и укрепления. Сретенские ворота защищали
вход в Москву со стороны 1-й Мещанской улицы (ныне пр. Мира). При них
была размещена застава, Сретенская караульная служба, со съезжей и
мытной избами, где находились управление воеводы заставы, его покои,
палаты для разбора административных и судных дел, место, где взимались
пошлины с проезжих возов и клади. В 1698 г., когда начался стрелецкий
бунт, в Сретенской слободе размещался полк под командованием Л. П.
Сухарева, который отказался выступать против Петра I. С того времени и
стали называть каменную башню, построенную в 1692—1695 гг. на месте
Сретенских ворот, его именем Сухаревой.
Четырехъярусное строение с шатром отвечало требованиям хозяев школы. Оно
размещалось на «пристойном» и высоком месте. Последнее, а также наличие
башни, «где можно свободно горизонт видеть», позволяло обитателям дома
делать обсервации, наблюдать за небесной сферой по всему горизонту.
Высокие потолки и светлые помещения, в которых, правда, было холодно от
ветров, давали отличную возможность для работы с картами, чертежами.
Галереи второго яруса, опоясывающие здание, как бы напоминали шканцы —
самое почетное место на паруснике. Восточная оконечность дома могла
«быть увиденной» как нос корабля западная часть — как его корма. Третий
ярус вмещал в себя классные комнаты и «рапирный зал», предназначенный
для проведения уроков фехтования, гимнастических упражнений. Есть
упоминания о том, что с западной («кормовой») части здания был пристроен
амфитеатр — хранилище «машкерадного кораблика», т. е. модели парусного
корабля, использовавшейся «для потех».
В особо торжественные дни, например в день заключения мира со Швецией в
1721 г, этот кораблик, украшенный парусами, расцвеченный днем флагами, а
ночью фонарями, возили по улицам Москвы, дабы напомнить обывателю о
роли флота в судьбе России.
Приметное строение было на виду у горожан, в том числе и тех, кто
осуждал новые порядки. Неприязнь и недоверие к новому переносили на
«башню». Непривычного вида строение почитали жилищем нечистой силы,
чернокнижников. Таблицы логарифмов обыватель легко принимал за знаки,
творимые «немецкими», т. е. не говорящими по-русски, колдунами,
«смотрение в небо через диковинные трубы», как и дым из химической
лаборатории,— за колдовство. Подобные выдумки, до которых охоч
неграмотный обыватель, были на руку боя¬рам, противникам петровских
реформ.
В учение были определены не только родовитые недоросли, но и те, кто
проявлял стремление к знаниям и любовь к отчизне. Обращают на себя
внимание слова указа об учреждении школы: «Избрать добровольно хотящих,
иных же паче и со принуждением».
Дело в том, что единственная в своем роде Навигацкая школа испытывала
серьезные затруднения с набором учеников. Привлечение недорослей в школу
состоятельные родители рассматривали как призыв на цареву службу. До
Петра I единственно допустимой считалась освященная временем процедура,
согласно которой молодые люди из знатных привычно, по заблаговременному
оповещению прибывали в назначенное место и время (обычно по весне),
каждый на своем коне, в доспехах и с оружием, вместе с дворовыми людьми и
запасом провизии на все время сборов. Как правило, особых тягот такой
воин не ощущал, службой себя не обременял и уже ранней осенью отбывал к
чадолюбивым родителям, выслушав напоследок благодарность за службу царю.
С начала XVII в. молодого дворянина призывали на пожизненную службу в
регулярную армию, избавлением от которой могла стать только тяжелая
болезнь или смерть. Выйти в отставку он мог лишь по достижении глубокой
старости.
По принятому уставу Навигацкая школа должна была комплектоваться за счет
«детей дворянских, дьячих, подьячих, из домов боярских и других чинов» в
возрасте от 12 до 17 лет, однако из-за сопротивления бояр и страха
перед непривычным набрать 500 учеников не удалось, и тогда верхнюю
границу возрастного ценза подняли до 20 лет. Но и на сей раз задача
оказалась невыполненной. Вот поэтому-то в школу и начали принимать «все
сословия», кроме крепостных крестьян.
Обучение в Навигацкой школе предусматривало прохождение трех ступеней:
«российской школы», «цифирной школы», «специальных классов». Не ведающие
грамоты новобранцы шли в школу первой ступени для того, чтобы освоить
чтение, письмо и основы грамматики. На второй ступени ученики изучали
арифметику, геометрию и тригонометрию. Для учеников из низших сословий
на этом учеба заканчивалась, и их назначали на разные должности в
Адмиралтейство, писарями в приказы, аптекарями, а также на другие
должности в иные департаменты. России, небогатой специальными учебными
заведениями, но начинающей новую жизнь, нужны были знающие люди, потому
школа, прозываемая Навигацкой, поставляла не только мореходов. Дети
«шляхетские», успешно выдержавшие промежуточный экзамен, продолжали
учебу, приобретали знания по географии, астрономии, геодезии и
навигации. (Шляхта — дворянское сословие, введенное реформой Петра I
взамен сословий боярской Руси: родовые дворяне, бояре, обычные люди,
родовые с отчеством).
В школе предусматривалось последовательное прохождение дисциплин: только
изучив одну, класс приступал к освоению следующей. Так было удобно
преподавателю; эмоции учеников, удрученных однообразием учебного бытия, в
расчет не принимались. На большинстве уроков предпочтение отдавалось
зубрежке определений и бездоказательных правил. Ученику не следовало
вдаваться в рассуждения, ответ его должен был звучать, «как писано в
книге». На вопрос учителя: «Что есть арифметика?» — полагалось отвечать:
«Арифметика, или числительница, есть художество честное, независтное и
всем удобопонятное, многополезнейшее и многохвальнейшее, от древнейших
же и новейших, в разные времена являвшихся изряднейших арифметиков
изобретенное». Более «продвинутых» в знаниях учеников преподаватель
спрашивал: «Что есть навигация плоская?» и «В каких местах, обретающихся
на земле, употребляется она?» Ответ должен был содержать ровно 80 слов:
«Ничто же ино именуется навигация плоская, но токмо кораблеплавание
прямолинейное на плоской суперфиции моря и употребляется оное от всех
нынешних навклеров в бытность их близ экватора, зело преизрядно и
правдиво... Навигация круглая есть море плавание всех короче, однако
дело трудно, на силу можно кораблем плавать».
Обучение в морской, пока еще только по названию, школе давалось
первопроходцам с трудом. За ходом занятий следил не только
преподаватель, но и присутствующий в классной комнате «дядька» с
хлыстом, который за шалости на уроке, разговоры или «чинение неудобства
соседу по скамье» без предупреждения и жалости воздавал должное, не
разбирая чинов и званий родителей провинившихся. Здесь необходимо,
однако, заметить, что демократизм в обращении с учениками на этом и
заканчивался. Ученики разных сословий, собранные в одном классе, по
существу не были равноправными. Не только назначение выпускника зависело
от сословия, но даже место на скамейке в классе, за обеденным столом.
За любое нарушение наказывали розгами, обычно по субботам после бани.
«Благородные» могли откупиться от порки, выставить замену или, на худой
конец, принять наказание одетыми. Учащихся «худого рода» драли «снем
штаны».
Учеников ожидали штрафы за прогул, за повторный, за третий и т. д. О
масштабе наказаний говорит такой пример: в 1707 г. только за пять
месяцев школа собрала «штрафных денег» 8545 рублей наличными, а за год,
вероятно, около 17 тыс. рублей, т. е. 75% суммы содержания Навигацкой
школы (за 1706 г. сме¬та составляла 22 459 рублей). Как видно, система
обеспечения посещаемости занятий была выгодной для государства. С
задолжниками обходились круто. В ответ на просьбы о сокращении по
уважительным причинам штрафов Ф. М. Апраксин, сподвижник Петра I,
отвечал отрицательно и рекомендовал «бить на правеже, покамест те штрафы
не заплатят сполна».
Оставляла желать лучшего деятельность иностранных учителей, призванных
на русскую службу. Некоторых можно было упрекнуть в равнодушном
отношении к заботам русских учеников, в элементарной распущенности и
лени (этим грешили помощники А. Фарварсона), отсутствии инициативы.
Слепая вера начальствовавших чиновников в западные авторитеты неизменно
служила им надежной опорой.
Но в целом роль Навигацкой школы в обучении положительна. Именно она (не
умаляя роли Славяно-греко-латинской академии) дала государству
собственных инженеров, строителей, архитекторов, артиллеристов,
геодезистов, государственных деятелей. Школа подготовила первых русских
морских офицеров. Позорная для любой страны необходимость нанимать
иностранцев для защиты чужого отечества отпала. Уже первые выпускники
школы прославили Россию своими достижениями в науке и ратных делах.
Первые геодезисты, гидрографы и топографы, вышедшие из стен Навигацкой
школы, приняли участие в изучении отдаленных районов государства,
составлении карт, первого атласа России. Ручейки знаний, полученных,
иногда и выстраданных, в этой школе, дали начало рекам знаний,
растекавшимся по стране,— ученики часто становились учителями.
Без значительных изменений школа просуществовала до 1715 г., затем по
решению Петра I она была переведена в Санкт-Петербург, тремя годами
раньше объявленный новой столицей России. В Сухаревой башне были
оставлены «русская» и «цифирная» школы. Руководителем учебного заведения
в Москве, которое просуществовало до 1752 г., остался Л. Ф. Магницкий.
Часть школы, перенесенная в Петербург и получившая название Морской
академии (Академии морской гвардии), разместилась в палатах А. В.
Кикина, большого знатока мачт-макерского — мачтового — дела. В этом
очень тесном здании, располагавшемся на месте одного из зданий Зимнего
дворца, академия пребывала недолго. В 1723 г., через восемь лет после
переезда школы в Петербург, академия была переведена на Васильевский
остров.
Сама Сухарева башня с 1828 по 1893 г. служила в качестве водонапорной, в
ней были оборудованы резервуары Мытищинского водопровода. В 80-х гг.
XVIII в. около ворот разросся торг, в XIX—XX вв. на этом рынке появились
старые вещи. Закрыли его уже в наше время, в 1920 г., а позже снесли и
башню.
См. также "Школы под парусами 1 - Начало"
Комментариев нет:
Отправить комментарий